Середина XII столетия – время, когда Русская Церковь и тем более русское монашество были еще молоды и пребывали всецело под патронатом Византии и в большой зависимости от местной княжеской власти. Последнее обстоятельство поневоле втягивало Церковь в многочисленные династические и иные княжеские споры, которыми отличалась эпоха, предшествовавшая монгольскому завоеванию.
Ведущий семинара подробно остановился на каноническом кризисе 1145–1155 годов, изложив историю «Климовой схизмы»: поставления на Киевскую кафедру русского митрополита богослова и схимника Климента (Клима) Смолятича. Избрание Климента произошло по воле киевского князя Изяслава Мстиславича без участия Константинопольской Патриархии. Митрополита избрал Собор епископов, из которых, по крайней мере, двое – новгородский владыка Нифонт и смоленский Мануил – составили решительную оппозицию новому Предстоятелю. Противостояние продолжалось все восемь лет правления Климента, пока Киев окончательно не был завоеван князем Юрием Долгоруким, при котором на митрополичьем престоле вновь оказался ставленник Константинополя – грек Константин I, признанный выдающимся богословом своего времени.
Одним из последствий возвращения греческого влияния на Русскую Церковь и стали так называемые «постовые споры», достаточно широко отраженные в летописных и иных источниках и тесно переплетавшиеся с политическими интересами князей и их борьбой за власть. А.Ю. Виноградов, в частности, ознакомил аудиторию с историей конфликта князя Андрея Боголюбского с епископом Ростовским Леоном. Одной из причин конфликта, относящегося, примерно, к 1159–1164 годам, согласно летописям стала попытка Леона упразднить принятую на Руси практику отмены поста по средам и пятницам в период Пятидесятницы и если в этот день случался Господский или великий праздник. Князь несколько раз изгонял и возвращал Леона; сторонник же князя епископ Владимиро-Суздальский Феодор (Андрей Боголюбский планировал отделить Владимиро-Суздальскую епархию от Ростовской) поплатился гораздо тяжелее: лишенный княжеского покровительства, он был отправлен в Киев и там жестоко казнен.
Еще один характерный пример – лишение игуменства настоятеля Киево-Печерского монастыря Поликарпа. Митрополит Киевский Константин II запретил Поликарпа в служении на основании несогласия того с новыми, более суровыми, постовыми требованиями. Примечательно, что русские летописцы – а ими были именно монашествующие – практически всегда именовали нововведения, касающиеся постов и праздников, ересью.
Далее ведущий семинара на многих примерах объяснил предысторию описываемых событий, корни которых уходят в подобные же постовые разногласия в Византии, относящиеся к концу XI – началу XII веков. Были названы в числе прочих ответы Константинопольского Патриарха Николая Грамматика (занимал кафедру в 1084–1111 гг.) афонским монахам о сохранении поста в среду и пятницу, несмотря на приходящиеся на эти дни праздники; упомянуты также более поздние (1146 г.) возражения Патриарха Космы Аттика против подобной практики.
А.Ю. Виноградов напомнил о существовании различных иноческих уставных традиций в начале второго тысячелетия. Наряду со Студийской традицией, которой безоговорочно и следовало русское монашество в описываемый период, существовали традиции Афона и Южной Италии, Лавры Саввы Освященного и палестинских монастырей, а также устав Константинопольского монастыря Богородицы Евергетиды (Благодетельницы) – обители, которая возникла в середине XI века и приобрела большое влияние. Уставы монастырей евергетинского типа отличались, в том числе, и более строгими постовыми предписаниями, основывавшимися на тенденции ставить аскетические подвиги выше праздников, даже самых важных в жизни Церкви. Возможно, с этим связаны попытки греческих иерархов ввести новую практику постов на Руси.
Ведущий семинара отметил также характерную для греков публичную демонстрацию аскетических актов, вспомнив митрополита Константина I, завещавшего после смерти бросить его тело на поругание, не предавая земле.
Следует признать, что в реальности на Руси до введения Иерусалимского устава подобные новшества не приживались и не соблюдались. Попытки повлиять в этом плане на мирян вызывали сопротивление, прежде всего, со стороны власть имущих – русских князей. Известна затрагивающая эти вопросы переписка князя Андрея Боголюбского и Константинопольского Патриарха Луки Хрисоверга.
В среде же монашествующих преобладало традиционное следование Студийскому уставу и, вероятно, здравое мнение, что постовые нормы могут быть скорректированы личными возможностями и, во всяком случае, не должны вводиться насильно. Об этом, в частности, свидетельствует канонический памятник XII века «Вопрошание Кириково» (вопросы новгородского ученого монаха к епископу Новгородскому Нифонту и иным), в котором есть такой мудрый ответ: «Аще ядят – добро; аще не ядят – лучше».
