Прпмц. Александра (Каспарова)

Преподобномученица Александра (Каспарова)¹

(1882 — 5/18 февраля 1942)

ЖИТИЕ

Преподобномученица Александра Иосифовна Касперович родилась в 1882 году в городе Брест-Литовске Гродненской губернии в русской православной семье ремесленника. Отца ее звали Иосиф², по профессии он был столяр, имел свою мастерскую. Основной работой его было изготовление гробов. Мать занималась домашним хозяйством. В 1893 году семью постигло несчастье: скончался отец семейства. Оставшись вдовой, мать, чтобы прокормить семью, устроилась в прислуги. Семья бедствовала, возможно, поэтому у Александры не было возможности учиться в школе, грамоту она освоила самостоятельно. Неизвестно, какими путями Александра оказалась в Москве. Лет в 15-ть она поступила в Московский Ивановский монастырь. В переписи насельниц обители за 1912 год указано, что послушница Александра Касперович³, 32-х лет, родом из Бреста, проживает в Москве 16 лет, т.е. с 1896 года.

Древний Ивановский монастырь, упраздненный в 1813 году после разорения французами, был вновь отстроен трудами Марии Александровны Мазуриной на средства ее родственницы Елисаветы Алексеевны Макаровой-Зубачевой и открыт как общежительный в 1879 году. Первые сестры вместе с игуменией Рафаилой (Ровинской) поступили в новую обитель из Аносиной пустыни, монастыря со строгим общежительным уставом и духовными традициями. На новом месте Аносинские сестры устроили такой же, как в Аносиной, уклад жизни.

Ко времени поступления Александры обитель окрепла и материально, и духовно. Управляла монастырем игумения Сергия (Смирнова), из дворян, переведенная из Аносина Борисоглебского монастыря вместе с игуменией Рафаилой. По воспоминаниям современников Матушка Сергия при маленьком росте имела очень решительный характер. Там, где находилась игумения Сергия, царил идеальный порядок. Игумения принимала в обитель сироток и девочек из бедных семейств. Самых младших Матушка отправляла на монастырский хутор, где они могли учиться в церковно-приходской школе вместе с крестьянскими девочками и сиротками из Елисаветинского благотворительного общества.

Вновь поступившая 15-летняя Александра считалась уже взрослой, поэтому ей назначили послушание в московском монастыре. В один год с ней поступили юные девицы из крестьянских семейств Екатерина Денисова, Анна Милашкина, Евдокия Звездина и Евдокия Алешина.

Самой младшей из поступивших была Евдокия Алешина, ей исполнилось только 10 лет. Евдокия была родом из крестьян Сапожсковского уезда Рязанской губернии⁴. Отца ее звали Никанором. Девицы Александра и Евдокия сдружились, сроднились. Александра, как старшая, заботилась о своей младшей духовной сестре.

Новоначальные послушницы жили по 2-3 человека в келье в большом келейном корпусе. Младших сестер поручали попечению опытной старице. В совсем недавно открывшейся Ивановской обители, тем не менее, уже были свои опытные монахини. Под руководством одной из них послушница Александра Касперович вместе со своими духовными сестрами постигала законы иноческой жизни.

Большинство насельниц занимались рукоделием. Как и в других женских обителях в Ивановском были устроены разнообразные мастерские: живописная, золотошвейная, шелкошвейная, белошвейная, гладская (где шили белой и цветной гладью), ризная, шитье облачений, шитье камилавок, портновская.

Устав общежительного монастыря, составленный на основе правил митрополита Филарета, разумно чередовал молитву и труд, оставлял время на чтение и отдых.

Монастырский день начинался с утреннего правила в 4 часа утра. Затем в соборе служили утреню, часы и раннюю литургию. После ранней литургии полагался чай. В 9 часов все сестра расходились по своим послушаниям. На позднюю литургию оставались только певчие и монахини. По окончании поздней обедни звонили в колокол к общей трапезе. Во время трапезы соблюдалось безмолвие, чередная сестра читала положенное чтение. После трапезы сестры возвращались к своему послушанию. В уставе прописано, что «занятие рукоделием совершается в молчании, с умною молитвою; допускаются только относящиеся к делу необходимые вопросы и объяснения»⁵. В 3 часа дня расходились по келлиям пить чай. В 4 часа дня начиналась вечерня с повечерием, на которую шли монахини и чередные клиросные, а остальные занимались рукоделием до 6 часов. По окончании вечерни проходили занятия по пению и обучению неграмотных сестер. В 8 часов полагалась вечерняя трапеза, за которой следовали каноны, акафист, молитвы на сон грядущим и помянник. Затем все расходились по келлиям. Благочинная монахиня должна была наблюдать, чтобы не было хождения по коридорам и келлиям, и чтобы во всем монастыре водворилась полнейшая тишина⁶.

И так изо дня в день, из года в год в молитве и трудах упорядоченно протекала жизнь в святой обители. Душа жила молитвой. Церковные песнопения и молитвы глубоко укоренялись в памяти и сердце. Под руководством старицы и духовника каждая послушница училась непрестанной молитве. Духовник избирался из иеромонахов, опытных в духовной жизни. С 1890 года духовником сестер был избран игуменией Сергией и утвержден митрополитом Московским Иоанникием⁷ иеромонах Спасо-Андрониева монастыря Платон.

В воскресные и праздничные дни рукодельные мастерские бывали закрыты. Свободное время посвящалось общему чтению для назидания сестер. Во обители велось неусыпаемое чтении псалтири. Ответственными за псалтирь были самые старшие монахини.

30 октября 1897 игумению Сергию перевели в Алексеевский первоклассный монастырь, где нужна была крепкая рука. Ее место заняла игумения Филарета (Иванова), тоже из дворян. Матушка Филарета управляла обителью десять лет. Сестры ее почитали и любили. Это были годы расцвета монастырской жизни. В 1907 году матушка тяжело заболела, скончалась 9 августа 1907 года.

Последней игуменией Ивановского монастыря избрана Епифания (Митюшина)⁸, купеческого звания. Оставшись вдовой, она в 1891 году поступила в Ивановскую обитель. Проходила послушания при больнице, аптеке, свечном ящике, была ризничей, казначеей. Ей достались самые тяжелые годы в истории обители.

В 1918 году монастырь был официально закрыт, но большинство его насельниц остались на территории монастыря до конца 1926 года, зарабатывая на жизнь своим трудом. В списках лиц, проживающих в Ивановском монастыре на Солянке, составленных в 1918 и 1819 годах, значится послушница Александра Станиславовна Касперова, 38-ми лет⁹.

С 1919 года на территории бывшего монастыря разместился лагерь особого назначения. Сестрам были оставлены два храма, часовня и кельи в больничном корпусе.

В 1918 году мать Александра поступила на работу в столовую на Варварке. С 1920-го по 1930-й год она трудилась церковницей в одном из храмов на той же улице. Известно, что на Варварке действующими оставались только две церкви: Максима Блаженного и великомученика Георгия на Псковской горке. Известно также, что в церкви Максима Блаженного регентом служил инок Платон (Извеков) – будущий патриарх Пимен. Сохранился набросок художника Павла Дмитриевича Корина, запечатлевший юного инока Платона, управляющего хором в этом храме 23 ноября 1926 года.

В начале 1930-х годов все храмы на Варварке были закрыты. После этого послушнице Александре пришлось искать работу в советских учреждениях и место проживания. В 1930 или 1931 году она вместе с послушницей Евдокией Алешиной поселилась в селе Давыдково¹⁰ на Средней улице в доме № 21 у местного жителя Б.А. Прежде, с 1928 или 1929 года в этой квартире жила послушница Агриппина Брызгалова. Какое-то время сестры жили втроем. Вскоре, когда в Москве и Московской области началась паспортизация, и всех обязывали получать паспорта, мать Агриппина решила уехать подальше от Москвы. Она нашла себе место на клиросе в Казанской церкви села Ундол Владимирской области. Сестер она не забывала, часто навещала их. Последний раз она приезжала в июне 1937 года.

С 1929 года начались массовые аресты. В конце 1930 и начале 1931 годов многие ивановские сестры были арестованы и сосланы в Северный край или в Казахстан. Несколько самых молодых сестер оправили в лагерь (ИТЛ). Александре и Евдокии удалось избежать ареста. В селе сестры жили довольно замкнуто, в гости ни к кому не ходили. Из местных жителей их посещали жены братьев Кукушкиных. Одну из них звали Мария Александровна Глебова. Братья Михаил Васильевич, Иван Васильевич и Петр Васильевич Кукушкины были «религиозно настроенные лица»¹¹.

Мать Александра устроилась на работу в Медсанлабораторию на самую низкую должность, и два года трудилась в этом учреждении.

В 1932 или 1933 году они поехали в деревню Старооскольского района Курской области¹², вероятно, к кому-то из ивановских сестер, вернувшихся в родные края после разорения монастыря. Родом из Старооскольского уезда была послушница Мария Монакова, одного с ними возраста. Но в деревне сестрам не нашлось дела, и они вернулись в Давыдково¹³.

Александра нашла работу в Институте охраны матери и младенчества на Покровке и в течение трех лет трудилась там нянечкой. Но в феврале 1936 года в институте прошли преобразования. Распоряжением Мособлздравотдела от 16.02.19З6 г. № 122 он был переименован в «Московский областной институт акушерства и гинекологии». Видимо с изменением статуса учреждения изменились и требования к сотрудникам, и матери Александре пришлось уволиться.

В 1935 году с подачи заинтересованных в этом соседей власти пытались выселить «монашек» из их квартиры в селе Давыдково в судебном порядке, однако Кунцевским народным судом они были оправданы¹⁴.

В начале осени 1936 года мать Александра нашла хорошее место работы в пошивочной мастерской НКВД. Умение и мастерство в пошивочном деле монахинь весьма ценилось среди высокопоставленных лиц и сотрудников НКВД. Проработала она в мастерской с сентября 1936-го по февраль 1937-го года.

В начале 1937 года снова последовало увольнение. С февраля 1937 года Александра подыскала место в Мосохране, устроилась сторожихой магазина в Чапаевском переулке № 10. Помимо работы в учреждении сестры подрабатывали рукоделием. Принимали заказы на пошив одеял.

Сестра Евдокия Алешина несколько лет трудилась в прислугах у госпожи по фамилии Кольцова, проживавшей по адресу: Таганка, 49. Однако вскоре Евдокия тяжело заболела. У нее обнаружили рак желудка. Мать Александра зарабатывала на жизнь и ухаживала за тяжко болящей сестрой. Из Москвы приезжал священник Степанов, соборовал Евдокию. Приезжали сестры из бывшего монастыря. Навещал сестер и местный житель, священник Алексий Троицкий, после закрытия Спасской церкви в селе Волынское, где он был настоятелем, служивший в Покровской церкви в Филях, будущий священномученик. Отец Алексий причащал Евдокию и служил молебны о ее здравии.

16 января 1936 года осведомитель под кличкой Гусев направил в НКВД сообщение о жителях села Давыдково, в котором, перечислив откуда кто родом и сколько им лет, написал о послушницах: «К этим монашкам часто заходят попы, монахи. В квартире у них хранится всякая церковная утварь, серебряная и золотая»¹⁵. Но на основании этого малосодержательного доноса послушницы не были арестованы.

Наступил 1937 год и в ход пошли все доносы. 29 июля 1937 года следователь допросил трех свидетелей из одной семьи: хозяев дома, у которых жили ивановские сестры, и соседа. Под нажимом и угрозами свидетели рассказали, что монашек часто посещают священники и монахини, ну и, конечно, они клевещут на советскую власть и восхваляют царский строй. Они также показали, что «монашки ведут работу над детьми… зазывают к себе детей и… заставляют их учить молитвы и исполнять всякие религиозные обряды, этим самым разлагая детей»¹⁶.

Из свидетельских протоколов мы узнаем, что «квартиру Каспировой¹⁷ ежедневно посещают всевозможные лица из церковно-монашествующей среды; приходит <часто>¹⁸ церковный староста из Москвы, местный Волынский поп Алексей и вообще много лиц из Москвы»¹⁹. В других показаниях также указывается, что «их посещает много разного народа, дьякона, монашки и т.п. лица»²⁰.

И про инокиню Агриппину рассказали соседи. В ответ на вопрос следователя посещает ли квартиру монашка Аграфена, которая до своего выселения проживала в данной квартире, свидетель ответил:

«Да, посещает, в частности она была в июне месяце 1937 г., проживает она где-то за 100 км. зоной»²¹.

Вот и над матерью Агриппиной сгустились тучи. Если бы свидетель назвал место ее жительства, то непременно и ее бы арестовали. Не случайно матушка до глубокой старости боялась, что ее «заберут». Но Господь помиловал и даровал ей, сиротке, долгую жизнь, исполненную не только скорбей, но и духовных радостей. Более 20-ти лет инокиня Агриппина Брызгалова служила регентшей в Успенской церкви в Петушках, где была крепкая церковная община, состоявшая не только из коренных жителей, но и из монахинь, нашедших здесь приют после закрытия монастырей. В Петушках проживали священнослужители-исповедники, вернувшиеся из ссылок и лагерей. На пользу матери Агриппине пошло и ошибочное название монастыря. В протоколе со слов свидетеля записано, что сестры были из Зачатьевской обители. Уехав из Давыдково, сестра Агриппина поддерживала связь со своими духовными сестрами, помогала им, особенно когда заболела Евдокия.

Мать Александра Касперович, как видно из ее биографии, была деятельным человеком, занимала активную позицию в жизни. На окружающих производила впечатление сильной личности. В протоколе свидетеля Б. А. о ней читаем следующее мнение: «Каспирова А.И. тоже бывшая монашка, занимала видное положение среди черного духовенства, по-видимому, бывшая игуменья, т.к. у ней имеется прислуга Алешина, тоже монашка. По национальности она – не русская, по всей вероятности немка»²².

О характере взаимоотношений с хозяйкой дома рассказывает запись в протоколе:

«Бывали случаи, когда у меня заболевали дети, то они < Каспарова и Алешина> обыкновенно моей матери говорили: «Пришла бы к нам, мы дали бы святой водички, ты бы их попоила, и они поправятся»²³. Так, наверно, и бывало: бабушка поила внучат святой водичкой и молилась о их выздоровлении.

Хозяйские дети, наверно, любили бывать в комнате у матушек, где много красивых икон в ризах и пахнет ладаном. Однако это послужило обвинением в к/р деятельности. В показаниях другого свидетеля читаем:

«Со слов хозяйки дома, у которой они проживают, эти монашки ведут работу над детьми. Б. Мария мне рассказывала, что эти монашки во время ее отсутствия зазывают к себе ее детей и там заставляют их учить молитвы и исполнять всякие религиозные обряды…»²⁴. Религиозными обрядами в протоколе названо крестное знамение и поклоны.

Протоколы трех допросов послужили материалом для ареста. Показания собирали на двух «монашек», но забрали только одну. Наверно близка была кончина матери Евдокии.

Ордер на производство обыска и ареста гражданки Каспаровой Александры Осиповны подписан 8 августа. В ночь с 8-го на 9-е августа 1937 года в доме произведен обыск. В качестве понятого участвовал хозяин дома. При обыске изъят паспорт, выданный Кунцевским отделением РКМ в 1935 г. Протокол обыска заполнен 8 августа и подписан тремя лицами: хозяином дома как представителем домоуправления, комиссаром Оперода УГБ Управления НКВД по Московской области, производившим обыск, и арестованной Каспаровой. Бросается в глаза разница в характере подписей. Первые две подписи написаны крепкой рукой. Последняя – напряженной, нетвердой рукой, с ошибкой. Еще более неуверенная подпись стоит на обороте ордера на арест под пометой: «ордер мне предъявлен 8/VIII-37 г.»²⁵.

В те годы почти все порядочные люди жили в состоянии страха. За каждым могли ночью прийти, но всегда это было неожиданно и очень страшно!

Арест произошел в день памяти святого великомученика и целителя Пантелеимона 27/9 августа. Под его покровительством в доме осталась тяжело болящая послушница Евдокия. Возможно, что хозяева дома проявили милосердие и не выгнали на улицу умирающую. Предполагаем, что мать Агриппина и другие Ивановские сестры ухаживали за ней до ее смерти.

В тот же день сотрудник Кунцевского районного отделения НКВД МО допросил послушницу Александру. Протокол первой страницы допроса содержит личные данные обвиняемой Каспаровой Александры Иосифовны. Во второй части допроса «по существу дела» в показаниях обвиняемой с ее слов записано:

«Отец был столяр, делал у себя на дому гробы. Умер, когда мне было 9 лет. При жизни отца мать была домашней хозяйкой, а потом – прислугой. Умерла в 1918 году. Я до революции была «манашкой» в Ивановском монастыре в Москве. С 1918 по 1920 я работала в столовой на Варварке в Москве. С 1920 по 1930 г. работала уборщицей в церкви на Варварке в Москве. С 1930 по 1932 работала в Медсанлаборатории, год жила в деревне Старо-Осколького р-на Курской области. До сентября 1936 работала няней в научном институте охраны матери и младенца. С сентября 1936 по февраль м-ц 1937 работала в пошивочной мастерской НКВД. С февраля 1937 работала в Мосохране сторожихой магазина Чапаевский переулок № 10.»²⁶.

Вопрос: Привлекались ли к судебной ответственности, когда, кем и за что?

Ответ: Привлекалась к судебной ответственности в 1935 г. за невыезд из квартиры. Кунцевским нарсудом была оправдана. Больше не судилась и не арестовывалась.

Вопрос: Следствием установлено, что вашу комнату часто посещают различные служители религиозного культа, как местные, так и из Москвы. Подтверждаете ли вы это?

Ответ: Кроме одного посещения попа Алексея из д. Давыдково и одного посещения попа Степанова из Москвы, который приезжал соборовать живущую вместе со мной монашку Алешину, никто из священнослужителей мою квартиру не посещает и не посещали.

Вопрос: Какие у вас имеются золотые и серебряные вещи из церковной утвари?

Ответ: Никаких золотых и серебряных вещей из церковной утвари у меня нет и не имелось.

Вопрос: Следствием установлено, что вы ведете контрреволюционную агитацию и дискредитацию руководства советской власти. Что вы можете сказать по этому вопросу?

Ответ: Это я полностью отрицаю. Никакой контрреволюционной агитации я не вела, руководство советской власти не дискредитировала.

Вопрос: Следствием установлено, что вы зазывали к себе в комнату детей и заставляли их выполнять религиозные обряды – молиться и др. Подтверждаете вы это?

Ответ: Это я полностью отрицаю. Никаких детей к себе в комнату я никогда не зазывала и молиться и выполнять другие религиозные обряды не заставляла. И вообще ко мне в комнату дети за исключением одной, которая приносит больной молока и училась у нас вышивке, не ходят, фамилии девочки я не знаю, она из д. Давыдково»²⁷.

На этом допрос закончен. Мерой пресечения избрано было содержание под стражей в Бутырской тюрьме. Однако, в Обвинительном заключении указывается, что обвиняемая Каспарова содержится в Таганской тюрьме. Вероятно, как нам известно из других следственных дел, в ожидании приговора обвиняемых переводили в Таганскую тюрьму, из которой в 1937 г. забирали или на этап, или на Бутовский полигон.

В Обвинительном заключении, составленным начальником Кунцевского районного отделения НКВД МО, приводятся показания свидетелей, каким-то образом слышавших ее разговоры с посещавшими ее людьми. И на основании двух цитат, которые якобы произнесла мать Александра, сформулировано обвинение в том, что Каспарова «среди колхозников вела активную к/р деятельность, распространяла к/р клевету на советскую власть, высказывая террористические настроения»²⁸.

В Заключении записано, что «Будучи допрошена в качестве обвиняемой, Каспарова виновной себя не признала»²⁹.

Ее следственное дело предоставлено на рассмотрение Тройки Управления НКВД МО. Судя по числу окончания следственного дела, Обвинительное заключение было составлено 9 августа 1937 года, т.е. в день допроса. В деле мы находим Характеристику Каспаровой А.И., подписанную председателем Сельсовета, Справку о несудимости.

Приведем текст Характеристики, написанной фиолетовыми чернилами с печатью и подписью.

«Касперова Александра Иосифовна, год рожд. 1882 г. происходит из Гродненской губернии, гор. Брест-Литовск, в браке не состоит, проживает в дер. Давыдково Средняя ул. д. 21 с 1931 года. Прибыла из Москвы Ивановского монастыря для проживания.

Жилплощадь занимает у местного жителя Бадябина А.И. Паспорт по прописной книге значится от 10/V-33 г. за № 047375, выд. Кунцевским РУ МОМ на три года, в 1933 году работала санитаркой Государственного Научного Института Охматмлада. В настоящее время нам неизвестно»³⁰. 31/VII-37 г. Пред. с/совета /подпись/ Секретарь /подпись/ печать.

10 октября 1937 года тройка НКВД приговорила послушницу Александру к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. В Выписке протокола заседания тройки записано что Каспарова Александра Иосифовна обвиняется в «резкой к/р агитации, доказывая о неизбежности гибели советской власти и большевиков. Вела а/колхозную агитацию»³¹. Можно с горечью заметить, что о колхозах ни слова не говорится ни в одном протоколе. Откуда взялась агитация против колхоза? Не указывается даже статья, по которой судят и дают приговор. И еще одна ошибка: в постановлении тройки о том, что «Каспарову Александру Иосифовну заключить в исправтрудлагерь, сроком на восемь лет»³², срок считается не со дня ареста, а с 23 августа.

Осужденная Каспарова была выслана сначала в Бамлаг, а после его расформирования в 1938 году отправлена на Урал. В 1937 году послушнице Александре исполнилось 55 лет.

Байкало-Амурский лагерь был одним из самых крупных лагерей в стране. Заключенные трудились на строительстве железной дороги, занимались лесозаготовками. Как и в других лагерях, на строительстве ветки БАМ-Тында  широко использовался женский труд. Помимо стирки, уборки и шитья «женщины использовались и на тяжелых работах наравне с мужчинами. Местные жители видели эти женские подразделения БАМЛАГа и их несчастных обитательниц»³³. БАМЛАГ был расформирован в 1938 году. Заключенных перевели в другие лагеря. Мать Александра попала в Ивдельлаг.

Первая крупная лагерная система в пределах Свердловской области — Ивдельлаг — начинает формироваться по приказу НКВД от 16 августа 1937 г. Основные задачи, поставленные перед этим лагерем, заключались в лесозаго­товках и строительстве железнодорожной ветки Сама — Ивдель. В ведение Ивдельлага был передан лесной массив площадью 1 млн. 301 тыс. га. Производственная база лагеря составляла 10 млн. 9 тыс. 700 кубометров леса. Подсобное хозяйство лагеря занимало посев­ную площадь в 650 га. Силами заключенных велось строительство гидролизных заводов в Лобве и Першино, лесопильного завода, а в конце 1940 г. начато строительство Богослов­ского алюминиевого завода. В течение пяти лет мать Александра трудилась на тяжелых работах. Жили заключенные в бараках.

Во время Великой Отечественной войны положение подневольных людей стало еще более тяжелым. С началом войны система подневольного труда расширилась и укрепилась. В годы войны в пределах Свердловской области действовало 7 лагерных систем.

От непосильной работы и невыносимых условий жизни послушница Александра Каспарова скончалась 18 февраля 1942 года в Ивдельлаге и была погребена в безвестной могиле. В тот год ей исполнилось 60 лет.

Прошло 50 лет со дня смерти матери Александры. В 1991 году вышел закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий». На основании этого закона 18 октября 1996 года она была реабилитирована. В документе говорится, что по своему содержанию, «характеру и направленности высказывания Каспаровой А. О. состава преступления не образуют»³⁴.

Прошло еще 10 лет, и 26 декабря 2006 года постановлением Священного Синода преподобномученица Александра Каспарова была канонизирована по представлению Московской епархии. Житие ее составлено архимандритом Дамаскиным (Орловским)³⁵. Память преподобномученицы Александры (Каспаровой) совершается 5 (18) февраля и в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской в ближайшее воскресенье к 25 января (7 февраля).

Нельзя умолчать и о судьбе священника Алексия Троицкого, проживавшего в деревне Давыдково по-соседству с Ивановскими послушницами и принимавшего участие в их жизни. Отец Алексий был арестован спустя три месяца после ареста матери Александры, 17 ноября 1937 года и также заключен в Таганскую тюрьму. 23 ноября 1937 года он был приговорен тройкой НКВД к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 23 декабря 1937 года осужденный священник прибыл в один из лагерей на Беломорско-Балтийском канале. В начале войны 30 июля 1941 года он был отправлен в Кулойлаг Архангельской области. Скончался священник Алексий в заключении 20 февраля 1942 года и был погребен в безвестной могиле. 6 октября 2005 года он был канонизирован.