Сведения о монастыре и сестрах из протоколов следственных дел

Монахиня Тавифа (Исаева)

В течение ряда лет архивистами монастыря проводились исследования по поиску и подготовке к изданию архивных документов по истории обители. В настоящее время ведется работа с документами XX века. И оказалось, что в этот период наиболее многочисленными источниками сведений являются следственные дела. Можно сказать, что следственные дела – характерные документы первой половины XX века. Это обстоятельство и определило тему настоящего доклада. Основной нашей задачей было узнать и уточнить, как жили сестры в монастыре после его закрытия в 1918 году, как относились к происходившему на их глазах. Конечно, нам дороги даже самые незначительные сведения о наших сестрах-исповедницах, претерпевших гонения за свою верность Христу, Церкви, монашеским обетам.

Как известно, в следственном деле определяющим документом является протокол допроса обвиняемого. Он состоит из двух частей: анкетные данные и «показания по существу дела». В некоторых случаях нужная и интересная информация содержится в протоколах допроса свидетелей.

Мы не будем останавливаться и обсуждать сейчас стандартные обвинения в антисоветской агитации и контрреволюции, ответы допрашиваемых об их отношении к советской власти — о них нужно говорить отдельно.

Дополнительные, иногда конкретные факты, важные детали, можно найти в служебной переписке. Например, о переводе денег заключенному, о разрешении свидания, о получении имущества осужденного его родственниками (так, об имуществе сестер Российских в примечании к расписке их родственниц записано: «вещи лохмотья, не подлежат описью»¹), о переписке по снятию судимости, о самовольном отъезде с места ссылки.

Всех исследователей очень радуют хранящиеся в отдельном конверте так называемые «Вещественные доказательства». Если дело расстрельное, то в конверте должна быть тюремная фотография. В других делах можно найти письма, записки, документы. В хуторском деле, например, находится довольно обширная переписка сестер, переписанный текст 90 псалма, текст канта «Скажи нам Учитель».

В ЦГА Москвы и ЦГАМО хранится переписка монастыря с советскими учреждениями по вопросу о закрытии монастыря. Документы знакомят нас с распоряжениями властей, рапортами об их исполнении или неисполнении. А как воспринимали все происходящее сами их участники, точнее, потерпевшие? Частично мы находим ответ на этот вопрос в протоколах допросов.

Ивановский монастырь был общежительным, многолюдным. В большом сестринском корпусе проживало более 200-х насельниц. По спискам 1918 г. в бывшем Ивановском монастыре проживало 236 человек (и на хуторе около 60-ти человек).

 

По спискам 1919 г., имущество монастыря приняли 208 сестер. При размещении на территории монастыря тюрьмы в 1919 г. выселено 100 человек. В 1926 г. при полной ликвидации монастыря были выселены оставшиеся сестры, около 100 человек. Интересно, что в двух бывших монастырских зданиях (дом 2а и дом 4 по Малому Ивановскому переулку), заселенных жильцами, остались жить 6 сестер. Как и другие жильцы, они вносили плату за жилплощадь, занимались рукоделием до конца декабря 1930 года, когда были арестованы и отправлены в ссылку.

В настоящее время нам известно, что в годы массовых репрессий были арестованы 69 Ивановских сестер; следственные дела найдены на 67 человек. Материалы содержатся в 15 следственных делах. Из них 3 – индивидуальные и 12 – групповые.

Даты арестов

Даты арестов насельниц монастыря дают представление об общей картине репрессий начала 1930-х годов.

В феврале 1930 г. арестована одна сестра в Оренбурге.

В конце 1930 г. проходили массовые аресты по Москве: арестовано 17 сестер.

В апреле 1931 г. арестована 1 сестра в Москве.

В мае 1931 г. прошла волна арестов по областям: арестовано 40 Ивановских сестер, проживавших в Московской области и двое послушниц, проживавших в Рязанской области. Даты арестов в мае: 16, 18, 20, 25, 27, 31.

В декабре 1931 года арестована 1 сестра.

Весной 1932 года арестовано в Москве 5 сестер (2 групповых дела). Отметим, что приговоры более милостивые: запрет жить в больших городах 3-5 лет.

К 1937 году, когда начались самые жестокие репрессии, большинство Ивановских сестер достигло пенсионного возраста, что спасло их от страшной участи. Арестована была только одна сестра, получившая 8 лет ИТЛ.

Летом 1941 года арестована еще одна Ивановская сестра. Обратим внимание, что постановление на арест составлено и утверждено на следующий день после начала войны: 23 июня 1941 года.

Анкеты арестованных

Анкеты для арестованных помогли нам «познакомиться» с каждой сестрой. Состоялась как бы наша встреча. Имена в помяннике отозвались в сердце теплотой, как бывает, когда молишься о близком человеке. Также анкетные данные позволили сделать некоторые обобщения:

• Происхождение: большинство сестер — крестьяне, несколько человек из мещан, одна дочь чиновника царской армии (Гурьева Агриппина Ивановна), одна дочь дьячка (Лазаркевич Мария)

• Место рождения: несколько сестер из Москвы, остальные из городков, сел и деревень разных губерний

• Возраст на момент ареста: самой молодой послушнице, Андреевой Ирине – 33 года; самой старшей, монахине Олимпиаде – 69 лет (справедливости ради скажем, что после окончания следствия ее освободили из-под стражи).

• Сколько лет трудились в монастыре: последняя из сестер поступила в монастырь в 1913 г., остальные – раньше; таким образом, если считать количество лет, прожитых в монастыре до 1926 г., получается, что сестры прожили в монастыре не менее 10 лет, а те, которые поступили в начале 1880-х – более 40 лет.

• Где проживали после разорения монастыря: 6 сестер – на территории монастыря, около 20-ти сестер – в церковных сторожках, 3 человека жили в собственном доме, 2 сестры не имели постоянного места жительства, остальные проживали на частных квартирах.

• Чем занималась: рукоделием, поденной работой, работой при церкви. Исконно монашеским рукоделием было изготовление одеял. Одеяла умели стегать все Ивановские сестры. Этим они зарабатывали себе на жизнь.

В протоколах со слов обвиняемых записаны их рассказы о поступлении в монастырь. Оказалось, что 4 послушницы поступили в детском возрасте:

1. Богданова Мария Михайловна: «с 3-хлетнего возраста жила в приюте, назывался Елизаветинский приют, по Савеловской ж.д. платф. «Марк» хутор Ивановского монастыря».

2. Медведева Мария Львовна: «с 12 лет отдана в Ивановский монастырь как сирота».

3.Талызина Ирина Константиновна: «с 13 лет, оставшись без родителей, я ушла в Ивановский монастырь в г. Москве на Солянке, в котором пробыла 26 лет».

4. Павлова Мария Алексеевна: «с 12-летнего возраста я вступила в Ивановский монастырь, где и находилась до момента его ликвидации советской властью». 

Следующий вопрос, на который мы находим разнообразные ответы такой:

Как и где жили сестры после 1918 года:

В протоколах записаны показания о жизни в стенах монастыря в период его соседства с концлагерем. Сравнивая показания сестер с архивными документами, мы можем в общих чертах представить, как протекала жизнь в монастыре с момента его официального закрытия в 1918 году и до окончательной его ликвидации в 1927 году.

Прочитаем внимательно первое показание:

«Вскоре после Октябрьской рев[олюции] наш монастырь распустили, и помещения были заняты под тюрьму. Нас же монашек, в числе 105 человек поместили в совершенно изолированное помещение там же в расположении бывш. монастыря <…> В 1925 г. всех нас выселили».

Другое показание – противоположно по содержанию:

«Когда Октябрьская революция прошла, нас из монастыря всех выселили около 100 человек, в том числе и меня».

Объясняется данное противоречие тем, что эти две сестры находились в разных группах: первая – осталась жить в больничном корпусе, а другую выселили из монастыря в начале 1919 года.

Следующие показания дают представление о том, как относились сестры к происходящему. Обратите внимание, как выражено отношение к захвату власти большевиками:

«Когда возникла Советская власть, все монастырские владения были от нас отобраны и все находящиеся там были обречены на гибель, и с момента Октябрьской революции приходиться влачить жалкое существование».

«ок. 1920 г. <…> монастырь был отобран Сов. властью».

«в 1917 г. из монастыря выгнали, но до 1926 г. проживала в его стенах и занималась рукоделием».

Последнее показание содержит внутреннее противоречие. Объясняется оно тем, что прежде сестры жили в большом келейном корпусе, из которого их выселили, чтобы устроить там тюрьму.

А вот показания свидетельницы, указной послушницы Сорокиной Анны; они отличаются более лояльным отношением к власти:

«Во время революции монастырь уплотнили. Часть монашек уехала. Оставшиеся работали на ф-ку «Марс» (на самом деле фабрика названа в честь Карла Маркса!) и на «Военное ведомство». После революции монастырь существовал до 21-го года жил на средства от рукоделия и доходами с хутора при ст. Марк сев.ж.д.».

Рассмотрим ответы сестер на вопрос анкеты о том, каким трудом они зарабатывали себе на пропитание.

Где и как трудились сестры:

— «Во время гражданской войны насильно заставляли работать, гоняли на уборку улиц, выгрузку дров, на фабрику «Эстр» шить для армии белье и т.д.».

— «Занималась «пошивкой белья для фабрики им. К. Маркса».

— «Жила без определенных занятий, средства на пропитание добывала шитьем и случайным трудом».

— «Около 1 г. работала на фабрике № 4 военного ведомства. Отсюда я была сокращена по причинам мне неизвестным».

После ликвидации монастыря в 1927 году сестры искали себе пристанища. Некоторые послушницы возвратились в родные места. Около 20-ти сестер трудились в храмах Москвы и области, проживали в церковных сторожках: в церкви Святой Троицы в Серебряниках, Вмч. Никиты за Яузой, во Введенской церкви в Барашах, во Владимирской церкви села Быково, Спасской церкви села Андреевка на Сходне. Другие снимали комнаты в Москве и области, занимаясь рукоделием.

Следующая часть доклада посвящена краткому рассказу о наиболее выдающихся сестрах-исповедницах. Назовем также имена всех репрессированных наших Ивановских монахинь и послушниц

Сестры-исповедницы

Игумения Иннокентия (Монастырева)

(1878 – 1953)

Раньше других арестована в Оренбургской области игумения Иннокентия (Монастырева Раиса Ивановна), как руководительница земледельческого кооперативного товарищества. Это был уже 3-й ее арест. Вот строки из ее следственного дела: «Быв[шая] игуменьша Покровского монастыря. Пробравшись секретарем с/с. в 22 г. организовала вместо быв. монастыря с/хоз. земледельческое кооперативное т-во, куда не допускались никто, кроме монашек и лишь в 26 г. выдворена из этого лже-кооператива. Два раза привлекалась к ответственности (в 22-23 г. и в 1926 г.)² за создание лже-кооператива, а также за эксплуатацию рабсилы и избиение рабочих, но дело за недоказанностью было прекращено».

Для точности нужно пояснить, что игуменией монахиня Иннокентия названа в следственном деле свидетелями и следователем. Сама она именует себя монахиней. Вероятно, не было церковного возведения ее в сан игумении. Но, чтобы не возникало противоречий с предыдущими публикациями, мы продолжаем именовать ее игуменией. С ее слов в протоколе записано, что в 1920 году она «переехала» в Покровский монастырь (т.е. не была направлена, или назначена).

В анкете записано: «с 1920 года возвратилась в бывший Покровский монастырь, который был ликвидирован». С какой целью? Можно высказать разные предположения. Вспомним, что с лета 1919 года в Ивановском монастыре разместилась тюрьма.

Посмотрим на тюремную фотографию матушки Иннокентии. Мы увидим не только изможденность и страдание в ее взгляде, но почувствуем ее твердость и решимость претерпеть все до конца.

Из воспоминаний родных известно, что мать Иннокентия трудилась на тяжелых работах в рыбном хозяйстве Дальнего Востока. Осенью 1947 года, совсем больная, она вернулась в Оренбург. По благословению правящего архиепископа несла послушание за свечным ящиком в Михайловском молитвенном доме на улице Орской; проживала неподалеку на улице Парижской Коммуны, в доме № 83 вместе с регентшей Татьяной. Скончалась 23 сентября 1953 года («от старческой дряхлости»), похоронена на старом кладбище на проспекте Победы г. Оренбурга.

 

17 послушниц

В ночь с 28 на 29 декабря 1930 года по всей Москве прошли массовые облавы. Арестовано более 500 человек церковников, среди них были 17 послушниц и бывший клирик монастыря прот. Владимир Смирнов. Допросы проводили слушатели ВПШ 31 декабря, 1 и 2 января. 3 января арестованные были осуждены и вскоре высланы на 3 года в Северный край или Казахстан. По делу осуждено 475 человек.

14 апреля 1931 г. арестована послушница Меркулова Ольга Никитична

16 мая 1931 г. арестована послушница Медведева Мария Львовна

18 мая 1931 г. арестована послушница Ермилова Александра Ивановна

20 мая 1931 г. арестована монахиня Анатолия (Русанова) и с ней 30 сестер, проживавших на монастырском хуторе.

 

 

Монахиня Анатолия (Русанова)

(1873 – 1939)

О руководительнице хутора монахине Анатолии нужно рассказать особо, хотя бы кратко. Монахиня Анатолия (Зинаида Алексеевна Русанова), из мещан г. Раненбурга, пользовалась среди сестер авторитетом, руководила хуторским хозяйством. На допросе она дала достаточно подробные показания, убежденно исповедала свою веру:

«Нахожусь в монастыре 37 лет, окончив городское училище и епархиальное училище, получив звание учительницы, поступила в монастырь, где учительствовала с 1894 по 1919 г., будучи послушницей.

Хутор Ивановского монастыря является филиалом Ивановского монастыря, находящегося в Москве (Солянка). Настоятельницей монастыря была Епифания (игумения), а у нас на хуторе была и есть старшая монахиня Шестакова Артемия, но по отчетности хутора и делопроизводство веду я, как выборная монахинями (от группы послушниц) <…> Монастырь как таковой распался, но группа монахинь (послушниц) остались при нем. Хозяйство национализировано. Хутор субсидировался Ивановским монастырем до 1918 года. Теперь хутор имеет самостоятельный хоз. расчет, платя за себя налоги и т.д. Последняя ставка налога была уплачена 6000 рублей. Часть работ для своего существования получали из Москвы артель Общее дело (Ильинка. Старый Гостиный двор) и на Долгоруковской. <…> Теперешнее положение, созданное экономическими условиями, сломало монастырский устав, и он как таковой не существует, но группа проживает, питаясь случайным заработком своих рук по окрестным деревням, а часть и в Москве. Вера как таковая, созданная в человеческой душе, не может поколебаться среди тех, кто убежденно и глубоко верит, не считаясь с экономическими условиями жизни <…>».

Почти в каждом протоколе свидетелей и арестованных сестер упоминается Зинаида Русанова, как руководительница хутора. Например, в показаниях послушницы Параскевы Попковой о монахине Анатолии записано следующее: «При монастыре у нас был надел земли, и когда у нас отобрали землю в колхоз, то на одном из наших собраний в январе месяце Русанова нам говорила: «Вот советская власть отобрала у нас землю и лишила избирательных прав, этим самым хочет разогнать наш монастырь, значит ведут борьбу с религией, нам нужно к этому приготовиться, все перетерпеть, но во что мы верим и глубоко в том убеждены от нас это никто не отнимет»».

 

Вместе с другими сестрами мать Анатолия осуждена на пять лет ссылки в Казахстан. После окончания ссылки она жила в семье брата в Сталинграде, где и скончалась 27 апреля 1939 года.

 

Послушницы Ирина Талызина и Мария Климакова

25 мая 1931 г. арестованы послушницы Талызина Ирина и Климакова Матрона.

Они проживали при Владимирской церкви с. Быково Раменского р-на.

 

Из показаний свидетеля нам становится известно, что «с 1927-28 г. в церковную сторожку поселились 4 монашки прибывшие из какого-то монастыря которые начали прислуживать при местной церкви и на дому занимались вышивкой одеял <…> Местный сельсовет видя руководство монашек из села их выгнал, и они пропадали по 3-х месяцев, после чего в 1930 г. опять прибыли, но не 4 а только 2, где при храме и проживают по настоящий день». Одна из уехавших сестер – послушница Попова Клавдия Дмитриевна. Когда в 1929 году в селе организовали колхоз и их выселили из церковной сторожки, она вернулась в Москву и устроилась во Введенской церкви в Барашах (пела на клиросе, убиралась в церкви, читала псалтирь). 28 декабря 1930 г. она была арестована.

В показаниях послушницы Ирины Талызиной читаем: «С 13 лет, оставшись без родителей, я ушла в Ивановский монастырь в г. Москве на Солянке, в котором пробыла 26 лет. В 1926 г. наш монастырь закрыли и нас всех разогнали. Я со своей подругой Климаковой, по договоренности с духовенством Быковской церкви, осталась в селе Быкове прислуживать в церкви, пользуясь за это бесплатным проживанием в церковной сторожке. Жалования мы никакого не получали и существовали на подаяния от верующих, собирая с тарелкой во время службы». 29 мая 1931 г. (т. е. через четыре дня!) послушницы осуждены на пять лет ссылки в Казахстан.

Монахиня Алевтина и послушницы Дария Гудкова и Ольга Гладышева

27 мая 1931 г. арестованы монахиня Алевтина (Череменская) и послушницы Гудкова Дария и Гладышева Ольга. Мать Алевтина, 67-ми лет, проживала в Люберцах вместе с монахиней Мелитиной (Криворотовой), занималась рукоделием по пошивке одеял. Послушницы Дария Гудкова, 62-х лет, и Ольга Гладышева, 60-ти лет, проживали в с. Косино и также занимались рукоделием. По этому делу проходили 11 человек, среди них были монахини и послушницы из разных монастырей, а также женщины, прислуживающие в церквах в Люберцах и Косино. У одной из них, Будариной Александры Павловны, уборщицы Успенской Косинской церкви, в качестве вещественных доказательств изъяты записки на поминовение. В записках «о упокоении» мы находим имена игумений и стариц Ивановской обители: игумении Епифании и игумении Филареты, почитаемой в монастыре старицы монахини Досифеи. В записке, вероятно написанной к 1/14 марта, вместе с Евдокиями поминается и схимонахиня Марфа, скончавшаяся в день памяти прмц. Евдокии в 1638 году. Несомненно, что записки были написаны Ивановскими послушницами.

Послушницы Мария Григорьева и Елисавета Павлова

 

31 мая 1931 года в Зарайске арестованы послушницы Григорьева Мария и Павлова Елисавета. Послушницы проживали на Казарменной улице в собственном доме № 9. В протоколе допроса Павловой Елизаветы с ее слов записано: «Ушла в монастырь 16 летней девушкой, лично по своему желанию, так как считала и считаю, что вера православная есть спасение души человека»³.

В показаниях свидетельницы Тимофеевой А.Д. записан интересный факт, касающийся игумении Ивановского монастыря Филареты (Ивановой): «Часто Григорьева и Павлова рассказывали о монастыре, указывая: «У нас в монастыре померла одна игуменша и когда она лежала в гробу, от нее шел хороший, небесный аромат. Игуменша долго молилась в жизни и служила богу и бог за это удостоил ее святости и от нее не землей пахло, как от прочих грешников, а небесным ароматом»».

 

Послушница Елисавета Сизова

 

25 Декабря 1931 года арестована послушница Елисавета Сизова, 1880 г.р. Она происходила из московских мещан, закончила с/х школу и фельдшерские курсы. В 1901 году поступила в монастырь, несла послушание сестры милосердия при больнице. Перед арестом проживала в семье с матерью, братом и его женой. Незадолго до ареста избрана в члены церковно-приходского совета церкви Симеона Столпника на Поварской. Когда пришло постановление о закрытии церкви, мать Елисавета обратилась в Германское посольство, сотрудники которого иногда посещали храм, с просьбой похадатайствовать, чтобы церковь не закрыли. В протоколе допроса с ее слов записано: «Закрытие церквей, арест духовенства и монашествующих, <…> – это наказание нам за слабость в вере. Через это Бог очищает нас от грехов».

Преподобномученица Александра Каспарова

(1882 – 1942)

8 августа 1937 года арестована послушница Александра Каспарова. О себе она рассказывает достаточно правдиво и точно: «Я до революции была «манашкой» в Ивановском монастыре в Москве. С 1918 по 1920 я работала в столовой на Варварке в Москве. С 1920 по 1930 г. работала уборщицей в церкви на Варварке в Москве. С 1930 по 1932 работала в Медсанлаборатории, год жила в деревне Старо-Осколького р-на Курской области. До сентября 1936 работала няней в научном институте охраны матери и младенца. С сентября 1936 по февраль м-ц 1937 работала в пошивочной мастерской НКВД. С февраля 1937 работала в Мосохране сторожихой магазина Чапаевский переулок № 10».

В начале 1930-х годов вместе с послушницами Агриппиной Брызгаловой и Евдокией Алешиной она проживала в селе Давыдково. Из показаний свидетеля, правда в искаженном виде, вырисовывается мужественный образ монахини, ведущей деятельную жизнь и пользующуюся уважением окружающих: «Каспирова А. И. тоже быв. монашка, и занимала видное положение среди черного духовенства, по-видимому быв. игуменья, т.к. у ней имеется прислуга Алешина, тоже монашка. По национальности она – не русская, по всей вероятности немка»⁴.

10 октября 1937 года тройка НКВД приговорила обвиняемую Каспарову к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. На долю послушницы Александры выпали тяжелые испытания. От непосильных трудов и невыносимых условий лагерной жизни она скончалась в Ивдельлаге 18 февраля 1942 года. И как претерпевшая до конца, прославлена во святых. Ее имя включено в Собор новомучеников и исповедников Церкви Русския 26 декабря 2006 года.

 

Монахиня Нина (Кокина)

(1875 – после 1942)

 

29 июня 1941 года арестована монахиня Нина (Мария Панфиловна Кокина) в селе Ильинском Никольского р-на Вологодской обл. Постановление на арест подписано 23 июня 1941 года – на следующий день после начала войны! В протоколе обыска записано: «Изъято при обыске следующее: книг: 1 молитвенник, 2 полпросфоры»⁵.

О судьбе монахини Нины известно из протоколов, что она родом из крестьян-середняков деревни Большое Оксилово, Вахневского с/совета, Никольского р-на, Вологодской обл. Родилась 13 февраля 1875 г. В 1898 г. в возрасте 23-х лет поступила в Ивановский монастырь. Интересно, почему из далекой Вологодской губернии она решила ехать в Москву. Оказывается, в Ивановский монастырь уже поступила ее двоюродная сестра Селякова Мария (Марионилла) Даниловна, брат которой, Иван Данилович Селяков, занимался торговлей и ездил за товаром в Москву. В одну из своих поездок Иван Данилович взял с собой и Марию Панфиловну:

«В Ивановский монастырь г. Москва я уехала из дома в 1898 году, где прожила до 1919 года. В монастырь я уехала по собственному желанию, в московский монастырь меня отвез мой двоюродный брат Селяков Иван Данилович из дер. Павлово. Селяков до революции занимался торговлей и ездил в Москву для покупки товаров. В одну из поездок Селякова, я попросила взять меня с собой в Москву для поступления в Монастырь. Селяков мою просьбу удовлетворил и меня отвез в монастырь. Селяков в данное время умер».

Отвечая на вопросы следователя м. Нина рассказывает, как она жила после закрытия монастыря: «По прибытии на родину из монастыря в 1919 году первое время я работала в сельском хозяйстве у своих родственников. Когда по состоянию здоровья я работать не могла, я жила у ряда граждан Аргуновского и Вахневского с/советов и занималась уходом за детьми. Кроме того, я занималась крещением детей – новорожденных и чтением молитв по покойникам. Крещением детей я начала заниматься с момента закрытия церквей, с какого года, я сейчас точно не помню. За крещение детей мне платили хлебом и другими сельскохозяйственными продуктами»⁶.

В деле находятся протоколы пяти допросов, в которых указывается точное время начала и окончания. Вот их последовательность:

1 июля – допрос начат в 23 ч. Допрос окончен в 1 ч. 30 мин. 2 июля.

14 июля — допрос начат в 22 ч. 05 мин. Допрос окончен в 2 ч. 00 мин. 15 июля.

15 июля – допрос начат с 11 ч. Допрос окончен в 16 ч.

15 июля – допрос начат в 22 ч. 27 мин. Допрос окончен в 2 ч. 27 мин. 16 июля.

16 июля – допрос начат в 14 ч. 09 мин. Допрос окончен в 17 ч.

На настойчивые вопросы следователя м. Нина вынужденно рассказывает о своих встречах с другими арестованными, которые в протоколе именуются «сборищами». Но на предпоследнем допросе, добровольно, хотя ее об этом не спрашивают, высказывает свое мнение о колхозах:

«<…> Нужно каяться и молиться Богу, нужно все перетерпеть, но устоять в вере. Кто устоит в вере, тот счастлив будет. <…> Я еще желаю заявить следствию свои мнения о колхозах, эти мнения я нигде не высказывала, я лишь только таила в своей душе. Мнения мои сводились к следующему, что в колхозах живут очень плохо, колхозники работают много, а сидят голодом, все оборвались, не разрешают прясти лен и выткать себе одежду. Правительство не обращает никакого внимания и заботы о своих подданных. За это я не любила правительство Советского Союза.

Вопрос: Как вы считаете правильны ваши мнения, которые вы высказали о колхозной действительности и заботе о людях Сов. правительства.

Ответ: – Вы как хотите считайте, а я свои высказанные мнения считаю правильными.

Вопрос: — Обвиняемая КОКИНА высказанные ваши мнения о колхозной действительности и заботе о людях Сов. Правительства являются клеветническими, признаете ли вы это.

Ответ: — Я остаюсь при своих мнениях»⁷.

На последнем допросе отвечает:

«Ответ: — Никаких организационных связей между нами не было. Была у нас вообще группа верующих людей, в которую входили: я, КАРАЧЕВ С.Ф., его жена Афанасья, КОРЕПИН <…> и монашка Наталья, все мы имели общность взглядов на жизнь при советской власти с отрицательной стороны, все мы старались сохранить и устоять в православной вере»⁸.

По приговору от 15 октября 1941 г. Кокина Мария Панфиловна осуждена по 2 ч. 58-10 и 58-11 ст.ст. УК. и подвергнута лишению свободы сроком на десять лет; на основании 31 ст. УК. лишена избирательных прав сроком на пять лет⁹.

По делу П-16473 проходило 14 обвиняемых. Из них 4 человека приговорены к расстрелу, трое – к лишению свободы на 10 лет, трое – на 7 лет, четверо – на 5 лет. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР 5 декабря 1941 года оставила приговор в силе. Монахиня Нина была отправлена в исправительно-трудовую колонию № 11, расположенную в поселке Новоозеро Белозерского района Вологодской области. 20 января 1943 года она была освобождена на основании Директивы НКО и Прокуратуры ССС от 23 октября 1942 года. 27 января 1965 года реабилитирована. В этот день св. Церковь празднует память св. равноап. Нины, просветительницы Грузии.

Что известно о жизни сестер после возвращения из ссылки

Монашеская жизнь вернувшихся из ссылки Ивановских сестер продолжалась вне стен монастыря.

Одним из островков стал Владимирский храм села Виноградово. В 1935 году в этот храм перешел служить духовник сестер схиархимандрит Иларион (Удодов), перенесший из закрытого хуторского храма иконы, облачение, библиотеку и другое монастырское имущество.

 

Монахиня Евфросиния (Лупанова) и инокиня Ирина Андреева

Несколько слов скажем о послушницах Татиане Лупановой (в монашестве Евфросинии) и ее племяннице инокине Ирине Андреевой, арестованных на хуторе в 1931 году. На допросе послушница Татиана показала: «От монашеских обетов не откажусь». Ее дальнейшая жизнь была подтверждением этого обещания.

 

 

После окончания ссылки мать Татиана Лупанова около 30-ти лет служила алтарницей во Владимирской церкви с. Виноградово. Родные ее сестры Пелагия и Евдокия (по словам прихожан «тоже Ивановские») трудились вместе с ней при той же церкви. Племянница Ирина, вернувшаяся из Мариинского отделения Сиблага, пела на клиросе вместе со своими тетками.

 

Находясь при духовном отце, афонском старце, сестры продолжали жить по-монашески: выполняли молитвенное правило, все делали по благословению старца и старшей сестры. Старшей у них считалась мать Татиана; ее слушались и уважали не только сестры, но и прихожане. Добрая улыбка, приветливость, тихость привлекали к ней человеческие сердца. «Низенькая, маленькая мать Евфросиния делала все с улыбочкой, со всеми была приветлива, от нее свет исходил», – вспоминала о ней местная жительница Мария Григорьевна Куликова. А мать Татиана, замечая нужды прихожан, потихоньку помогала беднейшим, утешала в горе, деток баловала гостинцами. За несколько лет до смерти мать Татиана приняла монашеский постриг с именем Евфросинии. Когда она слегла, нашлись добрые люди, с радостью ухаживавшие за ней. Впрочем, болела она недолго. Ее парализовало у могилки о. Илариона на Сретение, пролежала весь пост, а умерла в Великую субботу 29 апреля 1967 года. Похоронена на Старомарковском кладбище, хоронили ее 1-го мая.

Инокиня Ирина Игнатьевна Андреева пела на клиросе, помогала в трапезной, в старости болела. Жила она где-то по Ярославской дороге, приезжала в последний раз на похороны прот. Петра Удодова в 1968 г., больная уже, и вскоре умерла.

На Старомарковском кладбище сохранились пять сестринских могил: 3 – сестер Лупановых: послушницы Евдокии († 1965), инокини Пелагии († 1966), монахини Евфросинии († 1967) и две – в соседнем ряду: инокини Ирины Андреевой († после 1968 г.) и монахини Сергии (Анны Николаевны Чебуковой, из Хотьковского монастыря, после ссылки поселившейся в Виноградово; † после 1968 г.)

 

 

Исповедническая жизнь Ивановских сестер, как доброе семя, брошенное в землю, принесло плоды. Своими добродетелями, молитвой, где бы они ни жили, послушницы вносили свет Христов. Промыслом Божиим Владимирская церковь с. Виноградово, хранившая память об Ивановских сестрах, стала колыбелью, возрастившей сестринскую общину сегодняшнего Ивановского монастыря. В конце 1980-х годов здесь молились будущие монахини. Сами того не зная, они воспринимали дух прежней обители через богослужение, совершавшееся по заветам старца Илариона, иконы, писанные сестрами, рассказы старых клириков и прихожан, помнивших отца Илариона и Ивановских сестер.

 

Связующим звеном в цепочке преемства стала схимонахиня Феоктиста (Александра Ильинична Коннова), духовная дочь старца Илариона и воспитанница Ивановских сестер.

 

И последним аккордом, утвердившим преемство, стал монашеский постриг в стенах Ивановского монастыря псаломщицы Владимирского храма Анны Николаевны Большевой (м. Марфы), много лет трудившейся вместе с матерью Татьяной Лупановой и ее сестрами, пробудившими в ней желание иноческой жизни.

 

В заключение, отметим, что изучение и осмысление судеб Ивановских сестер продолжается. При этом укрепляется наша молитвенная связь с почившими сестрами, и очевидной становится их участие в наших судьбах.

Когда нам не хватает мудрости, глубины чувств и слов, чтобы понять, прочувствовать совершающееся, мы обращаемся к Священному Писанию. Вот и настоящий доклад хочется закончить стихом 33 из 11 главы Послания апостола Павла к Римлянам:

«О, глубина богатства и премудрости и разума Божия! Яко неиспытани судове Его, и неизследовани путие Его!»